Большие дела [СИ] - Дмитрий Ромов

Как меня мать любила

И не раз, да и не два

Она мне говорила

Говорила мама мне

Не водись с ворами

Тебя в каторгу сошлют

Скуют кандалами…

Да, всё так, сковывают, запихивают, лишают свободы. Опять двадцать пять. Ну, и кто же на этот раз? Кроме Анжелы с Арсением ничего в голову не приходит. Но это, конечно, шутка, попытка подбодрить самого себя. Ну, а раз бред, то вполне может оказаться правдой, поскольку всё что практически невероятно, как раз и происходит в моей жизни.

Нас привозят в явно казённый дом, холодный, сырой и с мерзким подвальным запахом, смешанным с запахом хлорки. Мне заламывают руки, тащат по коридору и вталкивают в выложенное кафелем помещение, похожее на прозекторскую. Правда, в отличие от прозекторской, здесь стоят койки с железными сетками.

Маленькое окно под потолком забрано решёткой. Интересно, что это, дурка или вытрезвитель? Впрочем, это не так важно. Гораздо более важный вопрос — это зачем я здесь. И кто мой дерзкий похититель.

Ждать приходится недолго и вскоре этот вопрос выясняется. У меня появляется посетитель. Он входит внутрь, и тяжёлая металлическая дверь, много раз крашенная белой краской, захлопывается за ним с гулким стуком, замыкается с той стороны на ключ и равнодушно смотрит глазом маленького зарешеченного окошка.

Я стою посреди комнаты, заложив руки в карманы и внимательно рассматриваю вошедшего человека. Признаюсь, удивлён. Не ожидал. Хоть такая мысль и пробегала, но казалась маловероятной.

— А вы настойчивый, — замечаю я, приподняв одну бровь.

— Ты ещё молод и не знаешь закона, который гласит, что на каждого крутого замминистра найдётся плохонький министр, — усмехается майор Плешивцев. — Ты меня подловил, конечно. Прихватил, можно сказать, за кокушки, да? Радовался? Веселился потом? Но ничего, хорошо радуется тот, кто радуется последний… раз. Слыхал, народную мудрость?

— И чего же вы на этот раз хотите, товарищ майор?

— Хочу тебя лично кастрировать, — ухмыляется он. — Без наркоза. Думаю, это могло бы мне доставить удовольствие. А ещё я хочу забрать твоё казино, а тебя вместе с твоей узбечкой драть до потери сознания.

— В смысле, до потери? Кто должен потерять, вы или мы?

— Эх, Брагин-Брагин, — вздыхает он, — всё-то тебе хиханьки да хаханьки. Не понимаешь ещё, что доигрался, да? Но ничего, правда. Даже приятно будет наблюдать, как к тебе придёт осознание происходящего. Тебе ведь предлагали нормальное решение, а ты что? В бутылку полез? Ну, кто ж тебе виноват? А теперь всё по-другому будет. Совсем по-другому. Недолго, правда…

— То есть, — чуть наклоняю я голову, как бы пытаясь осознать, — я здесь для того, чтобы доставить вам радость своими мучениями или чтобы вы убедили меня что-то сделать?

— А я ещё и сам не знаю, — улыбается майор. — Может, и то, и другое. А может, только то… Скажем, если ты сдохнешь, ну, или просто исчезнешь, что тогда будет? Что случится? Как думаешь? Не знаешь? Хохма в том, что ты и не узнаешь никогда. А вот я могу. И даже очень хочу. А значит, узнаю.

Он плутовато улыбается и подмигивает, а потом подходит к двери и колотит по ней кулаком.

— Запускайте Вия! — весело кричит он.

В двери послушно поворачивается ключ, и она начинает медленно со скрипом открываться, и я слышу приближающиеся шаги. Тяжёлые редкие шаги, будто пушкинский каменный гость пришёл за доном Хуаном.

— Ну что, Брагин, херово таким молодым помирать? — глумливо спрашивает Плешивцев.

Я смотрю на него и становится мне не до смеха. Сердце в груди, пропустив удар, вдруг начинает разгоняться. Тише, тише, спокойнее. Но чуйку не обманешь. И сигналит она мне, что это совсем не шутка…

12. Держись, братишка, скоро все…

Сначала дверь движется медленно и со скрипом, а потом вдруг получает такой толчок, что тяжёлый и толстый металл отскакивает в сторону, как пушинка. Дверь распахивается и на пороге появляется здоровый жирный мужичина с голым торсом.

Под толстым слоем жира, кажется, скрываются внушительные мускулы. Всё тело его покрыто синими рисунками с уголовным колоритом. На специфическую тему, между прочим. На груди гордо машет крыльями петушок, золотой гребешок. Слева от него изображён Сталин с вампирскими зубами, а справа силуэт лохматого чудовища. Выдающийся пивной живот украшает длинноволосая красавица, а вокруг неё расползается затейливый цветочный орнамент.

Лицо Вия выглядит крайне отталкивающе. Красные глаза воспалены и кажутся слепыми. Они мутные, практически не мигающие. Щёки толстые, с сизыми шелушащимися пятнами, а на лбу синеет свастика. Рост это существо имеет изрядный, метра два, не меньше, а веса в нём, наверное, больше двух центнеров. С гектара.

— Видал какой? — со скрытой гордостью спрашивает Плешивцев. — Это Вий. Он на весь мир обижен, в прямом и переносном смысле. Понимаешь? И теперь мстит. Это единственная его радость. Месть. Таким вот, как ты пионэрам и таким, как твоя узбечка бл*душкам. Я решил, что начнём с тебя, хотя сначала хотел оставить на сладкое, но потом передумал. С тобой сразу разберусь быстренько, часа за два, а потом уже с девкой позабавлюсь. Сначала сам, а потом Вий. Ты не смотри на партаки, он до чужой плоти охочий. И там нам спешить особо некуда будет, вся ночь впереди, так что удовольствие мы получим полномасштабное, во все дыры, если говорить по-русски.

— Какой вы тип неприятный, — качаю я головой. — Можно даже сказать, омерзительный. Как я сразу-то не рассмотрел? Надо было мочить, да и всё. А я-то вон дурак какой, щедрость душевную проявил, давайте, мол, товарищ майор, вместе работать, в шоколаде будете. Это же просто здорово, что вы отказались, иначе что бы я делал потом? Пустил бы козла в огород, да?

— А тебе правда не страшно или ты от отчаяния пургу несёшь? — спрашивает он. — Интересно даже. Вообще, так ещё увлекательнее. Приятнее будет тебя на куски драть.

— Слушайте, мне вот тоже интересно, а с чего это такая перемена погоды? То хотел сотрудничать, а теперь решил на куски драть. Это я так, чисто из любопытства.

— Из любопытства? — смеётся он. — Ну, ты и кадр, честное слово, Брагин. Решили, что раз договориться с тобой не получается, ну и пошёл ты на х*й тогда. Зачем ты нужен-то? Абрашку вашего пока не завалили, но это ничего, лиха беда начало, правда ведь? Доберёмся и до него. Сначала тебя, потом Абрашку, а после и всех остальных ваших. И Злобина на дыбу, да вообще всю вашу кодлу.

— И Злобина? Прикинь, если вскроется, что это ты его заколбасил, тебя же на ремни порежут, похлеще, чем твой Вий работать будут. Трое суток будешь кровью истекать, захлёбываться в ней, а потом ещё живого тебя бросят в вольер к голодным свиньям.

Говорю-то я спокойно, да только ладони мои становятся влажными, а сердце